"Приамурские ведомости" 10.12.2009

Борис Викторович закончил музыкальное училище по классу трубы, затем Московскую консерваторию уже как дирижер и в этом качестве девять лет проработал в Дальневосточном симфоническом оркестре. Потом был Томск, где он руководил местным симфоническим оркестром?также девять лет.

Вдова Бориса Бабенко Халида Толгатовна уже четверть века живет одна и бережно хранит архивы своего безвременно ушедшего мужа. Только лишь музыкой Бабенко не ограничивался никогда, его руки всегда были заняты?- блокнотом для рисования, фотоаппаратом или кинокамерой.

Множество фотографий, сделанных в самых разных концертных залах, на пароходах, пристанях, в горах, на берегах рек и морей, лучше любого биографа рассказывают об интереснейшей жизни, прожитой этим всесторонне одаренным человеком.

Любовь к музыке Борис Викторович унаследовал от матери?- оперной певицы. А способность воспроизводить мир в графике досталась ему от отца?- инженера. Бабенко никогда не выбрасывал сточенные карандаши, испытывая к ним почти священное благоговение, и теперь в его доме хранится целый мешок аккуратно отточенных микроскопических карандашиков.

Халида Толгатовна признается, что ей никогда не была нужна энциклопедия. На любой вопрос она получала полный аргументов и фактов ответ. Если они ночью любовались звездным небом, романтическое свидание сопровождалось рассказом о созвездиях и планетах. Он читал лекции о зарубежном и древнерусском изобразительном искусстве, был блестящим теоретиком музыки, прекрасно знал мировую поэзию, был настоящим пушкинистом. Любил самолеты. Иногда супруги отправлялись в аэропорт, смотрели на крылатые машины и мысленно путешествовали вместе с ними. Борис Викторович предлагал: «Полетели в Париж?». И дальше следовал увлекательнейший рассказ о французской столице, знаменитом кабаре Мулен Руж и кафе-шантанах, театрах и бульварах. Вместе супруги словно бы наяву переносились за столик в парижском кафе, где встречались со знаменитыми французами из прошлого?- художниками, поэтами, писателями.

Он был заядлым туристом, альпинистом, водил в горы группы, увлекался лыжами, коньками, путешествовал на лодке, мотороллере, пешком... Большое место в его жизни занимала художественная фотография. В Хабаровске супруги Бабенко жили напротив парка «Динамо». Однажды зимой выпало много снега. Полночи они с женой и фотоаппаратом буквально ползали по заснеженному парку, пока Борис Викторович выбирал особенно красивые ракурсы. Следом за ними также ползком передвигался милиционер, принявший их за диверсантов. Когда же увидел фотоаппарат и понял, что таинственная парочка не закладывает взрывчатку, а любуется видами, смеху не было конца. Оставшуюся половину ночи они вместе согревались чаем в дощатом бараке, из которого никак не могли переселиться в благоустроенную квартиру?- Борис Викторович все время уступал свою очередь кому-нибудь из сотрудников оркестра.

Вообще Борис Бабенко всех музыкантов считал святыми. Всегда относился к ним с трепетным уважением, никогда не замечая ни в одном коллективе подводных течений, сплетен, заговоров. Его вдова уверена, что именно кристально чистая душа Бориса Бабенко, его искренняя вера в то, что все люди, каким-либо образом причастные к культуре, априори не могут обманывать, предавать, интриговать, стали причиной краха его карьеры и слишком раннего ухода. Из Дальневосточного симфонического оркестра переехать в Томск уговорил сам Егор Лигачев, бывший тогда первым секретарем местного обкома КПСС.

 Жил музыкант наполненной творчеством жизнью. Но хватало и проблем, которые привели к первому инсульту. Это случилось во время командировки в Москву. Полгода он провел в столице, потихоньку возвращаясь к жизни, разрабатывая парализованную руку. Сам придумывал себе упражнения и вкладывал в них все силы. Первая прогулка по Москве была в книжный магазин, где дирижера вскоре принимали как родного, оставляя лучшие издания, делясь новыми поступлениями. Хотя врачи изначально предрекали, что он не выживет, уже через девять месяцев Борис Викторович отправился в Хабаровск, где дал несколько концертов.

Он вернулся к полноценной жизни, но не смог вернуться к дирижерскому пульту. Не исключено, что томские «культурные» начальники воспользовались длительным отсутствием неугодного дирижера, найдя ему сначала временную, а потом постоянную замену. Всячески препятствовали продолжению его работы в оркестре, предлагая возглавить музыкальное училище или отдел культуры. Скорее всего, местечковым парто­кратам претили такие черты характера Бабенко, как прямолинейность, искренность, нежелание прогибаться перед начальством, способность сказать в лицо высоким чинам, критиковавшим работу его оркестра: «Вы же никогда не были на наших концертах!». Вернувшись с очередного заседания, где ему опять отказали в месте хотя бы второго дирижера, мастер поделился с женой: «Меня обложили, как волка»...

Несколько лет Борис Викторович проработал методистом, но просто на глазах угасал без сопричастности к настоящему живому искусству. Халида Толгатовна тогда организовала в Томске художественный музей и забрала мужа к себе, младшим научным сотрудником. Единственный мужчина в коллективе, он сам сооружал все экспозиции, взбирался по лестнице под потолок, держа молоток в руке и гвозди в зубах. У супруги замирало сердце?- все-таки здоровье уже не то, а он отвечал: «Увольняй меня! Я мужчина и не могу позволить женщинам выполнять при мне мужскую работу!». Она с тихой грустью вспоминает, как муж всегда сам чинил ее туфельки и сапожки, никогда не вызывал сантехника и газовщика...

Работу дирижера можно сравнить с трудом шахтера или космонавта, регулярно переносящими огромные нагрузки. На любом концерте или репетиции Борис Бабенко испытывал колоссальное напряжение, когда каждый нерв натянут как струна. После концерта его фрак можно было выжимать. Он страстно ненавидел фальшь?- и в музыке, и в жизни.

Может быть, поэтому и ушел так рано, через неделю после своего 55-летия.

Елена РОМАНОВА